Куда поведет Британию Тереза Вторая

Политический кризис в Великобритании, вызванный драматической отставкой Дэвида Кэмерона после неожиданного результата национального референдума по вопросу членства в ЕС, кажется, миновал. Конкуренцию за место партийного лидера тори выиграла Тереза Мэри Мэй, в действующем кабинете занимавшая ключевую должность министра внутренних дел.

Суперминистр

После самоустранения экс-мэра Лондона Бориса Джонсона (который в ходе кампании за выход Соединенного королевства из Союза оспаривал у премьер-министра контроль над партией), по-видимому, шокированного делом рук своих, именно она была фаворитом скоротечной гонки. А 13 июля, после встречи с королевой Елизаветой Второй, Тереза Мэй стала второй после Маргарет Тэтчер женщиной, возглавившей британское правительство.

Любопытно, что в плане соперничества за достижения в гендерной политике счет в пользу консерваторов становится 2:0, ведь партии, называющие себя левыми и либеральными, до сих пор оказались не в силах взять эту высоту. Следует заметить, что оппозиция — лейбористы, ныне воюющие со своим злосчастным руководителем Джереми Корбином, откровенно провалившим партийную работу в ходе кампании против выхода, требуют досрочных парламентских выборов. Однако это традиционная позиция, и с учетом того, что правящая партия смогла избрать нового лидера, особых оснований для повторных выборов нет, тем более что тори одержали уверенную победу совсем недавно, чуть более года назад.

Впрочем, Мэй через какое-то время все же придется пройти это испытание. Однако такой маневр требует расчетливости, плана и умения пройти между каплями английского тумана, учитывая, что в столь дискомфортном внутри- и внешнеполитическом положении Великобритания не оказывалась с конца 1970-х годов (это также заставляет проводить аналогии между Мэй и Тэтчер. И, пожалуй, в этом что-то есть). Ведь правительству необходимо как-то сбалансировать еврофилов и еврофобов в границах своей собственной электоральной базы. Кроме того, нужно определиться с наличием или отсутствием правовых оснований для имплементации результатов референдума: буквально на днях более тысячи британских юристов выразили правительству свое мнение, что только корректное парламентское голосование может запустить процедуру пресловутой статьи 50. А еще предстоит как-то справиться с Шотландией, где свирепствует другая железная леди — Никола Стерджен, и Северной Ирландией, где нарастает недовольство лондонским волюнтаризмом.

В общем, наследие Кэмерона выглядит высокой, мрачной и серой скалой. И сумеет ли ее покорить Тереза Мэй? Многое в биографии нового премьера указывает на то, что шансы велики.

С 2010 г. она руководила "суперминистерством" внутренних дел, а в 2010–2012 гг. параллельно занимала пост министра по вопросам равенства. На должности министра внутренних дел она проработала шесть лет, поставив своеобразный рекорд за последние полвека, и прославилась, как это ни парадоксально, одновременно и жесткостью, и прогрессивностью, пишет ДС.

Здесь есть три момента. Первый: во внутренней политике министр эффективно реализовывала концепцию Консервативной партии в том, что касается личных прав граждан и взглядов тори на экономику. В частности, она демонтировала практически всю систему масштабных баз данных, которая создавалась при лейбористах, поскольку в рамках политической линии консерваторов реестры такого рода ущемляют права и свободы британцев. При этом Мэй беспощадно резала бюджеты собственного ведомства, продвигая максимальное вовлечение общин в дело защиты правопорядка.

Второй момент: реформа полиции, которая, кажется, ей удалась. Причем реформа эта проводилась не в направлении расширения полномочий полиции, а восстановления взаимного доверия между этим институтом и этническими сообществами в стране. Спад преступной активности в Велико­британии в результате ее политики оценивается в 10%, и это впечатляет.

Наконец, третий момент состоит в том, что Тереза Мэй превратилась в грозу мигрантов и иммигрантов. И если аресты и депортации проповедников джихада (по крайней мере, такова официальная точка зрения) нельзя не приветствовать, то трудно не заметить и некоторую "повернутость" министра на самых мелких случаях проявления "излишнего гуманизма" к нарушителям визового режима и правил проживания (ей в том числе принадлежит идея борьбы с "асоциальным поведением").

Расколы вдоль и поперек

Все это, конечно, не может не вызывать симпатии у той части избирателей, которые осознанно голосовали за брекзит. Отсюда и вопрос — была ли эта линия всего лишь методичным выполнением обязанностей министра внутренних дел или сознательным и просчитанным флиртом с той крупной социальной группой в Соеди­ненном королевстве, которой свойственна тайная или явная ксенофобия? Это вскоре выяснится, но после самоустранения Кэмерона "работать" на избирателя было, очевидно, уже излишним. Впрочем, это мог быть сигнал для правого фланга собственной партии, аплодирующего разводу с Европой. К слову, новый премьер проявила недюжинное чувство юмора, назначив Джонсона главой внешнеполитического ведомства.

Поддерживая осторожно-проевропейскую позицию Кэмерона, новый премьер не сильно афишировала свои взгляды, но после "землетрясения" сразу же вцепилась в "народный суверенитет". Мол, другие референдумы не нужны и она, говоря образно, выведет британский корабль сквозь рифы на океанскую свободу из бухты европейских сирен. В чем-то это логичное поведение — консерваторы, которые и заварили эту овсянку, берут на себя ответственность за последствия.

Другое дело, что общественное мнение заметно колеблется, а последствия могут быть самыми пагубными. Что, к примеру, может удержать теперь шотландцев от повторного референдума (учтем также, что мощная фракция шотландских националистов заседает в Палате общин)? И хотя консерваторы контролируют 330 из 649 мест (50,8%), а поэтому наскрести оппозиционную коалицию не выйдет, в самой правящей партии 185 депутатов (или 56%) выступали за сохранение страны в составе ЕС.

Иными словами, лагерь тори расколот с преобладанием в пользу Европы (и только за счет этого фланга Мэй победила на партийных выборах). Расколота и сама Великобритания, готовая разойтись по "национальным" квартирам. По диагонали рассечена электоральная база обеих партий (правда, всего десять депутатов-лейбористов поддерживали брекзит против 138 членов парламента от консерваторов). Поэтому в случае досрочных выборов, как ни считай, у трудовиков с каким-либо симпатичным лидером во главе теоретически больше шансов объединить проевропейский электорат. Но такого лидера-то и нет, а имеющегося часть лейбористов обвинила в том, что своим невниманием к проблеме миграции он подверг риску их собственное переизбрание. Скандальный доклад Чилкота о том, что война в Ираке не была неизбежной, тоже может снизить шансы оппозиции.

Брекзит — так брекзит. Возможно

Примечательно, что левые публицисты с большей надеждой смотрят на Терезу Мэй, чем на переругавшихся лидеров лейбористов, и вот почему. При всей своей консервативности новый премьер публично толерантна к однополым бракам, о чем не раз заявляла, и считает, что эта позиция не противоречит ее религиозным убеждениям. Отчасти и поэтому Мэй удалось обставить конкурентов, не готовых, так сказать, увидеть "большую картину". В ходе дебатов она даже согласилась с тем, что полностью искоренить иммиграцию в Великобританию все же не удастся. Ее внутренний и внешний курсы заявлены как "добиться самой лучшей сделки от ЕС в процессе выхода" и "заставить Британию работать для всех".

И если второе — явно ни к чему не обязывающая фигура речи, то первое вызывает интерес. Прежде всего потому, что с оглядкой на расстановку сил в партии брекзит в любом случае необходимо протащить через нижнюю палату и удержать палату лордов и Букингемский дворец от вето (хотя использование монархом такого права выглядело бы неслыханным).

С другой стороны, на данный момент Брюссель явно не намерен устраивать Лондону увеселительную прогулку из сетей союзного договора. Отчасти тут присутствует чувство мести и стремление преподать урок еврофобам в ЕС. Отчасти — понятное желание заработать: переподписывать тысячи страниц параграфов, каждый из которых является отдельным соглашением, для острова это китайская пытка бамбуком, а для континента — неплохой приработок в условиях замедленного роста. Не говоря уже о том, что придется заново договариваться об условиях сосуществования в рамках Трансатлантического партнерства (ТАР). Обама, конечно, говорил об уважении выбора британцев, но, помимо торга, есть и бюрократическая сторона вопроса.

Кроме того, трудно вообразить, чтобы Британия не постаралась вернуться в созданную в 1960 г. Европейскую ассоциацию свободной торговли, которую когда-то сама создавала. Это при условии, конечно, что сам брекзит прошел как по маслу. Сегодня в ЕАСТ остаются Норвегия, Швейцария, Лихтенштейн и Исландия. Такой маневр и впрямь снимет множество острых вопросов, учитывая симбиотический характер отношений между ЕАСТ и ЕС. Это, в свою очередь, создает и некоторые возможности для Украины, поскольку в 2010 г. наша страна подписала соглашение о свободной торговле с ЕАСТ, и если туда вернется Великобритания (даже в ее нынешнем или проецируемом состоянии), организация расцветет новыми красками.

Тем не менее пока рано говорить о том, как именно новый премьер-министр планирует ответить на непростые вызовы, окружившие ее правительство. Вероятно, главное — некая интуитивно ощущаемая способность Терезы Мэй сдержать разрушительные процессы, вылетевшие из масляной лампы ксенофобии. В частности, после варшавского саммита НАТО стало очевидно, что Велико­британия намерена расширять свое участие в Альянсе. Возможно, действуя без оглядки на Брюссель, Лондон окажется способным в том числе и к ужесточению антироссийских санкций — такие сигналы недавно поступили из британского парламента. Но на первом месте для Терезы Мэй будет стоять объединение британского общества, сохранение территориальной целостности страны и убеждение инвесторов в том, что им стоит остаться. А добиться всего этого сразу ей будет очень непросто.

На вторых ролях

 Целых 13 лет новая хозяйка Даунинг-стрит,10, провела в оппозиции. Это обстоятельство, собственно, касается не только Терезы Мэй, но и всей Консервативной партии. Ведь и Дэвид Кэмерон, и Джордж Осборн, и Борис Джонсон — все они несут на себе отпечаток, корректно говоря, некоторой недосказанности. Так и не прояснилось, готово ли было это поколение к той тяжелой ноше, которую представляет собой управление Британией (и в особенности Британией как частью глобальных конструкций).

Однако бегство Джонсона, отставка мурлыкающего под нос Кэмерона, отказ Осборна от борьбы за лидерство в партии — все это, если вспомнить о вполне аналогичных по типу экс-лидерах лейбористов Эде и Дэвиде Милибэндах, наводит на грустные размышления о судьбе королевства.

Тереза Мэй, принадлежащая все же к другой генерации (Кэмерон младше ее на десять лет), на этом фоне смотрится довольно выигрышно. В теневых кабинетах она прошла всю иерархию политической силы, которую много лет подряд называли nasty party, или "скверной партией", против чего Мэй громко протестовала и боролась с этим имиджем. Восемь раз (!) при все новых и новых лидерах тори, проигрывавших выборы Блэру и уходивших в небытие, Тереза Мэй занимала должность члена теневого кабинета — от социальных и пенсионных вопросов до транспорта и спорта, она возглавляла президиум партии и ее фракцию в Палате общин, поэтому более подготовленного к карьере в исполнительной власти консерватора во время Ч было не сыскать.

Хотя ради объективности следует сказать, что лишь кредитно-ипотечный кризис и неподготовленность Гордона Брауна к жесткой публичной схватке позволили консерваторам взять вверх в мае 2010 г., да и то в неуклюжей коалиции с либеральными демократами.